20. Первое соприкосновение

Осень становилась всё холоднее, рано темнело, и, как я уже говорил, в связи с непогодой и каким-то божественным невезением денег становилось всё меньше и меньше, и все больше и больше тянуло к непознанному. Сердце предвкушало, что разгадка тайны бродит где-то совсем рядом. То как-будто стучится в дверь, то кажется, что ночью звонит телефон, и какие-то совершенно странные цветные сны с невероятными воспоминаниями (говорить о которых было бы полным безумием). Но роковое чувство близкого соприкосновения с Истиной хоть и присутствовало, но было совершенно непонятно, что это за Истина, как она выглядит и можно ли её попробовать.

Мое волнение стали замечать окружающие. А я назойливо выпытывал у Бессо какие-то вселенские факты. Он не особо рассматривал меня как кандидата на Харе Кришна и был достаточно скуп в разъяснении философских взглядов о вечном. Меня это ещё больше подзуживало изнутри, ведь я понимал, что он знал что-то ценное и важное, что я даже сформулировать не могу — только знаю, что знаю, что он знает, и от этого становилось как-то не по себе, даже немного жутко. А жутко оттого, что весь мой маленький обывательский мирок висел на волоске вместе с его местечковыми представлениями о комфорте и человеческом счастье, таком как утренняя чашка кофе с сигаретой, горячий сэндвич с бужениной, поход с девушкой, новые ботинки и судорожная мечта о светлом богатом будущем, в котором есть свобода для творчества и самовыражения.

Всё это рухнуло, как башни-близнецы 11 сентября. Единственное, мой личностный обвал произошел где-то в начале ноября, когда долгим осенним вечером, размышляя о смысле жизни, я докучал Славе и Бессо своими идиотскими эзотерическими вопросами. Слава посмотрел на меня глубоко посаженными внутрь глазами, как будто пытаясь просверлить меня насквозь. А потом сказал Бессо:

— Слушай, да дай ты ему “Бхагавад-гиту” — пускай читает.

Тогда Бессо ответил ему спокойно:

— А ты уверен, что оно ему надо?

А Слава ему в ответ:

— Да захочет — разберётся, а не разберется — ну и нормально, значит так оно и должно быть.

— Э-э, подождите, что это вы за меня решаете? В чём я должен разобраться или не разобраться? Что это он мне должен дать?

Бессо сделал гримасу, которая, казалось бы, говорила Славе:

— Ну зачем ты беспокоишь дураков!

Но Слава, движимый какой-то неведомой силой, был как будто на моей стороне. И отвечал ему:

— Да пускай читает! Что тебе, жалко что ли?

Бессо тут же смутился и сказал:

— Да нет, не жалко. Конечно, пускай читает.

Тогда я решил вмешаться в свою судьбу и сказал:

— Что я должен читать?

Слава наивно продолжал:

— А что, про Бхагавад-гиту не слышал что ли?

Я сделал умное лицо, как будто я в теме, и сказал:

— Ну почему же не слышал — слышал. Только я её не читал — вернее, листал.

Слава продолжал уговаривать своего друга:

— Я дам ему свою на русском, если хочешь.

И я сказал:

— Конечно, хочу.

Слава отправился домой, а через некоторое время принес мне затёртую “Бхагавад-гиту как она есть” и гордо сказал:

— Ну вот тебе Гита, а я её уже постиг. Так что теперь постигай и ты.

Я поблагодарил Славу, взял Гиту и вернулся домой. Бессо уехал куда-то к друзьям, так что я вполне мог спокойно уйти в себя. Я сел за свой антикварный письменный стол, которым очень гордился и который нашел на офисной помойке в супердорогом районе в полусломанном состоянии и лично заклеил эпоксидной смолой. Так что он был почти как новый и вполне пафосный. А чтобы мой стол казался еще солиднее мне самому и редко заходящим посмотреть картины клиентам, я купил себе настольную лампу за сто с лишним долларов, которая выглядела гораздо более пафосно, чем её цена.

Сидя за столом, я начал книгу с самого начала. Вступление меня глубоко поразило. А вот начало первой главы пошло совсем туго: какие-то странные имена, поле битвы... Тем не менее, я дошёл до описания души и был настолько шокирован, что стал перечитывать это заново несколько раз подряд. Я перечитывал сакральные шлоки о душе вновь и вновь и чувствовал, как они звучат в моей душе. Моя сущность ликовала. Никогда в жизни я не испытывал столь глубокого удовлетворения, счастья и покоя.

Было уже поздно, я прилег на диван и уснул с книгой в руках. Всю ночь мне снились какие-то приятные сны, я что-то читал и цитировал, но совершенно не помню, о чем это было. Наутро я опять стал читать, просидел с книгой весь день. Каждая шлока, каждая идея полностью ошеломляла меня, и я был вынужден перечитывать вновь и вновь, поскольку не мог уловить смысл с одного прочтения. Я жадно прочитывал каждую шлоку по нескольку десятков раз, и чем больше я читал, тем глубже улавливал ее незримый сакральный смысл. От этого сердце ликовало, но ум оставался крайне непослушным. Но не соглашаясь со своим умом, я перечитывал страницу за страницей, продвигаясь черепашьими шагами.

Сразу же хочу сказать, что Гита полностью выбила меня из рабочего режима. Мне хотелось уединения, и я часто уходил в парк; когда работал — тоже брал Гиту с собой, и тот факт, что интересующихся картинами было мало, меня вовсе не раздражал, а наоборот: я читал на улице, в кафе, за едой. Я был настолько поглощён Гитой, что казалось, позабыл о всех проблемах и невзгодах, а отсутствие денег меня вовсе не пугало. К тому же, время от времени были какие-то незначительные продажи, и хватало на очень скромную жизнь. Но когда я соприкоснулся с великим богатством Гиты, скромная жизнь оказалась замечательной платформой для духовного развития.